«Амител»: «Спектакль приятно удивляет своей внутренней целостностью» – Алексей Мансков рассказал о спектакле Юрия Ядровского «Бег» в Молодёжном театре Алтая
В Молодежном театре состоялась премьера спектакля «Бег» по одноименной пьесе Михаила Булгакова. Как отмечал сам режиссер Юрий Ядровский в различных интервью накануне премьеры, он давно носил в своей душе замысел постановки этого неоднозначного произведения автора «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты».
Буквально с первой же минуты спектакля зрители погружаются в удивительный мир пьесы Булгакова, тщательно воссозданный Юрием Ядровским. Характерной особенностью его режиссуры является тщательное и бережное обращение с текстом. Буквально, вплоть до седьмого и восьмого снов, в спектакле очень мало расхождений с пьесой. В последних двух снах режиссер выпускает отдельные моменты: встреча Чарноты с Люськой в Париже на квартире Корзухина, общение Серафимы и Хлудова, а также сцену самоубийства душевнобольного генерала в финале.
Спектакль приятно удивляет своей внутренней целостностью. Он имеет четкую традиционную кольцевую композицию. Связующим элементом становится снег. Он появляется в начале постановки и завершает ее в финале. При этом, Ядровскому удается оставить финал открытым, тем самым вовлекая зрителей в процесс сотворчества. Ожидаемая точка, выстрел Хлудова не раздается на сцене. Его компенсирует образ юной девочки, стоящей на помосте и наблюдающей кружение крупных белых снежных хлопьев. Этот ребенок символизирует собой жизнь, побеждающую смерть, а также дает, как и блоковская девушка, поющая в церковном хоре, хоть и небольшую, но надежду на светлое будущее. Ассоциации с Блоком вызывает также образ самой метели, характерной для художественного мира трагического тенора эпохи и, которые не могли быть незамеченными Михаилом Булгаковым. Такое режиссерское прочтение создает ощущение общекультурного контекста не только исторического, связанного с событиями Врангелевского отступления белогвардейских армий из Крыма и рассеяния первой волны русской эмиграции по европейским столицам (Константинополь и Париж в пьесе), но и демонстрирует наличие внутренних художественных связей между текстами.
Обозначенные особенности реализуются также через сценографию спектакля. Художник-постановщик Александр Мохов использует традиционные сценические средства, при этом наполняя их новым своеобразным звучанием. Так цветовая гамма причудливо передает само настроение спектакля. Сочетание белого и черного цвета нарушается появлением красных всполохов на задней части сцены (арьерсцене), символизирующих собой далекие залпы артиллерийских орудий, зарева пожарищ, а также общее чувство тревоги героев пьесы пред неизвестным будущим. Александр Мохов органично использует красный цвет и свет и во второй половине спектакля для передачи мятежного душевного состояния героев: например сцена, связанная с тараканьими бегами и появлением Артура Артуровича, «тараканьего царя», олицетворяющего собой темные стороны сознания Чарноты. В восприятии данной мизансцены происходит наложение аудиальных и визуальных кодов друг на друга. В этом случае появление красного света совпадает с нарастанием темпоритма постановки и усиливает эффект эмоционального воздействия на зрителей.
Совершенно особую роль играет музыка, специально написанная Виктором Стрибуком для спектакля. Она удивительно тонко подчеркивает глубину переживаний героев в драматических моментах пьесы (отречение Корзухина от Серафимы, приказ Хлудова повесить вестового Крапилина и других), а также подобно тонкой красной нити проходит через все восемь снов, исполняемых на сцене. Сам спектр музыкальных тем в спектакле очень широк: от мистических мелодий в начале спектакля до военных маршей и проникновенного лиризма. Очевидной находкой в спектакле является танец, исполняемый детьми в конце первого действия, его постановщиком была Анна-Виктория Истомина, она же строила пластический рисунок для всех персонажей спектакля. Здесь происходит эффект неожиданности. На смену взрослому миру, наполненному убийствами, казнями и несправедливостью появляются дети, танцующие довоенный вальс. Они милые, юные и чистые создания, своим танцем вызывающие ассоциации с вечными непреходящими ценностями, такими, как правда, добро и красота. Вальс детей снимает тягостное ощущение раскачивающихся фонарей – виселиц, оставшихся в сознании от первых трех снов. Исчезают черные мешки – призраки Хлудова, отступает в тень образ повещенного Крапилина, неустанно преследующего героя. Таким образом, все происходящее на сцене балансирует между двумя реальностями: действительностью и миром мечты. Конечно, в этом случае можно говорить и о контексте творчества Булгакова, его увлечении морфием и пребывании в состоянии наркотических грез. Эти культурные коды, несомненно, присутствуют в структуре постановки, но они передаются посредством имплицитной формы. Зритель, читавший пьесу, обнаруживает их, однако все противоречия и острые углы, связанные с данной темой, сглаживаются посредством режиссерского воплощения авторского замысла Булгакова.
Интересной находкой художника-постановщика являются также наматывающиеся нити. Данный образ характеризуется наличием различных прочтений и интерпретаций. Это могут быть и телеграфные провода, по которым идут бесконечные сообщения в штаб Белой армии во втором сне, расстояния между Крымом, Константинополем и Парижем, а также нити человеческих судеб, наматываемые на веретено мифологических Парок. Этот образ можно также интерпретировать и как сеть, из которой стремятся вырваться герои пьесы. Однако сколько людей, столько возможно и прочтений.
Говоря о спектакле, невозможно не сказать об актерах. Смелым, но оправданным шагом режиссера стало использование в постановке разных исполнителей — как мэтров, для которых сцена Молодежного театра является привычным поприщем и родным домом еще с времен ТЮЗА, так и молодых выпускников АлтГАКИ, получивших главные роли «на вырост». Актерская игра вызывала самые разные чувства: от улыбки в моменте, когда генерал Чарнота притворялся беременной женщиной, до сопереживания душевной болезни Хлудова.
Несмотря на различие культурных кодов театра и кино, и то, что режиссер намеренно избегал всяких возможных параллелей, во время спектакля в сознании неизбежно возникали ассоциации образами из фильма «Бег» 1971 года с В. Дворжецким, А. Баталовым и М.Ульяновым. С другой стороны, это совершенно нормальный процесс, определяемый культурным контекстом.
С вчерашнего дня в сознании каждого зрителя, пришедшего на премьеру в Молодежный театр, появился новый Булгаковский «Бег», поставленный Юрием Ядровским. Не важно, понравился ли кому-то этот спектакль или нет, он занял свою нишу в культурном пространстве нашего города. И, может быть, кто-то из зрителей, не читавших пьесу, придя домой взял с полки книгу или скачал ее с интернета, открыл для себя новую грань художественного дарования Михаила Булгакова. По крайней мере, в это очень хочется верить.
Алексей Мансков
Источник: «Амител»
