«Культура Алтайского края»: Каштанкина любовь

Премьера спектакля «Каштанка» состоялась в Молодёжном театре Алтая 15 мая. Это не первая работа здесь Максима Астафьева, до этого он выпускал в МТА спектакль «Шинель» по повести Н.В. Гоголя, а также известен зрителю по спектаклям Алтайского краевого театра драмы имени В.М. Шукшина: «Темные аллеи», «Бесприданница», «И разыгрались же кони в поле…», «Москва – Петушки» и др.

В последние годы интерес к истории о Каштанке растет. Ищутся новые театральные формы, сочиняются жанры, проводятся параллели к сюжетам нашего времени, обнаруживаются сходства, исследуется находящийся внутри этой истории парадокс. Чеховская загадка не дает покоя драматургам, режиссерам, искусствоведам. Как могла собака сделать такой неправильный, с точки зрения элементарной выгоды выбор. Каким способом открыть эту историю? Чью взять сторону, и кто она такая, Каштанка? Победитель или побежденный? Что реализуется через нее? Торжество силы любви над соблазнами материального мира или все‑таки она лишь жертва, заложница собачьей своей верности?

За последние десятилетия обсуждаемых «Каштанок» становится все больше: есть культовый «золотомасочный» спектакль режиссера Вячеслава Кокорина в екатеринбургском ТЮЗе, есть «нескучная история для маленьких и взрослых» – спектакль театра «Глобус» в Новосибирске; Детский музыкальный театр имени Н. Сац в Москве представил публике спектакль «Сны Каштанки» в форме иммерсивного театра; Астраханский ТЮЗ решил свою Каштанку в стиле фэнтэзи, где в конце выясняется, что все увиденное – это сон собаки; а питерский театр «Зазеркалье» удивил масштабным спектаклем «Страсти по Каштанке», соединив оперу, оперетту и балет Реутова. Каштанка в Севастополе, Каштанка в Канске, теперь вот и у нас появилась. Своя. Барнаульская. МТАшная.

Режиссер Максим Астафьев следует за Чеховым слово в слово – не мрачно и с большим смыслом. С одной стороны, это цирковая фантазия для семейного просмотра, с другой – философская притча, где через образ собаки Каштанки, возможно, и реализована идея христианской всеобъемлющей любви. Соответствовать хоть сколько‑нибудь которой не теряет надежду всякий думающий, добрый и честный человек.

Живая, с блестящими глазами, Каштанка в исполнении Дианы Зяблицкой и Юлии Юрьевой обаятельна и поднимает настроение взрослым и детям. Также как и вальяжно-жеманный Кот Фёдор Тимофеевич (Александр Коцубенко), компанейская Свинья Хавронья Ивановна (Наталья Сляднева), болтливый Гусь Иван Иваныч (Антон Нечаев, Алексей Пахоруков), после смерти которого Каштанка и задается самым своим главным за весь спектакль вопросом: «Неужели в этом и есть вся жизнь, просто быть в тепле и работать за похвалу и за кусок хлеба? А что тогда жизнь? А может, она там, в столярной мастерской?».

Хореограф спектакля Александр Пучков, художник Кристина Баранова, видеоинженер Александр Секачёв. Взаимодополняя друг друга в выразительных средствах, разные специалисты вместе с артистами создают единое целое. Возникают кружева смыслов, похожие на столярную стружку-завитушку, создается дыхание спектакля, погружение в атмосферу поисков любви среди снежной зимы.

Свет в зале гаснет, включается музыка, занавес открывается, картинка на видеопроекции оживает. Песня «Житейское море» сразу задает тон действию. Мы понимаем, что сейчас не просто увидим мир глазами собаки, а заглянем куда‑то глубже, в самую изнанку человеческой жизни.

При минимальных декорациях, два фонаря да тумба, прекрасно решение с рассказчиками: мим (Александр Шкуратов), фокусник (Дмитрий Борисов) и клоунессы (рыжая – Елена Логачёва, грустная – Наталья Очаковская), они же как бы ангелы помогают мистеру Жоржу разглядеть в сугробе Каштанку. Новый хозяин называет ее Теткой, дарит свою любовь и дружбу, как и прочим обитателям его жилища, братьям нашим меньшим, но он вынужден «продавать» своих друзей, чтобы прокормить себя и труппу. Он любит своих подопечных, окружает их заботой, но и этот островок тепла оказывается разорен, когда в дом приходит смерть. Умирает Гусь Иван Иваныч, и с его смертью хрупкий мир рушится. В сцене прощания с Гусем клоун Жорж в исполнении Евгения Быкова становится беззащитным и трогательным, и мы понимаем, как тщетны его попытки укрыться от ветров жизненных невзгод под цветным цирковым зонтиком. По ходу спектакля становится ясно, что Любовь (как явление или действующее лицо) реализует себя в мире иногда вопреки нашим привычным бытовым представлениям о ней.

Сценическая история явно выходит за рамки представлений о Каштанке как рассказа только лишь о том, как «собачка сначала потерялась, а потом нашлась». Спектакль получился стильный и цельный. Здесь есть и милота на 6+, вроде трогательных обнимашек и повизгиваний Каштанки, а также иммерсивное воссоединение с прежним хозяином, и есть то, от чего проходит холод по загривку: а где же в нас эта беззаветная каштанкина любовь. И на финальном аккорде, когда с криком столяра: «Каштанка!» – обрывается анимация, мы видим мир глазами Каштанки, в нем враз все погасло и остановилось: исчезли цирковые огоньки и прочая бижутерия публичного выступления, есть только стук сердца и узкий луч чистого света на экране. Который расширяется все больше и больше по мере того, как у Каштанки происходит осознание, что ее позвал настоящий хозяин. Кажется, Каштанка этим своим выбором побеждает смерть, равно как и бессмысленность жизни. Сюжеты про нужду в хлебе и жажду славы мельчают и кажутся пустышкой. Существование в отрыве от своего предназначения – быть белкой в колесе. Есть таинство жизни, и оно реализуется через выбор Каштанки. Она уходит. Сначала в глубину сцены, затем за экран, в свет, в фантазийное театральное бессмертие, оставляя нам легкую щемящую грусть.

Станислав Колокольников

Источник: «Культура Алтайского края»