«Вечерний Барнаул»: в МТА поставили полуторачасовую оперу, в которой не поют
В Молодежном театре Алтая состоялась премьера спектакля «Мария I Стюарт», поставленная по пьесе Фридриха Шиллера режиссером Максимом Соколовым. Реальная история 400-летней давности передана в масштабах античной трагедии. Следуя древнегреческим традициям, режиссер вывел на сцену хор, артисты которого не поют, а скорее вздыхают, шепчут, издают гул, похожий на электрические разряды.
На реальных событиях
Поработать с этим материалом, рассказывающим о природе власти, неизбежности интриг и иррациональности в принятии судьбоносных решений, Максим Соколов мечтал давно. Его эта пьеса привлекала прежде всего своей документальностью, ведь она посвящена одному из самых известных монархических конфликтов в мировой истории – противостоянию двух правительниц: королевы Шотландии Марии Стюарт и королевы Англии Елизаветы Тюдор. Действие пьесы разворачивается спустя 19 лет после заточения Марии, за три дня до ее казни.
– То есть по сути, опираясь на закон, одна женщина отрубила голову другой женщине, – говорит режиссер в одном из своих интервью. – И хотя все симпатии Шиллера явно на стороне Марии – героини, которая не говорит возвышенных монологов об общественном благе, в отличие от Елизаветы, прикрывающей личную месть заботой о народе, все же их конфликт не столь однозначен.
Как предполагает режиссер, та же Мария Стюарт, впутанная в политические и религиозные интриги, неспроста была свержена с шотландского трона и искала защиты в Англии. А Елизавета, подписавшая приказ о казни своей родственницы, впоследствии вошла в историю как прекрасная правительница и добродетельный человек (она даже поддерживала шекспировский театр и была знакома с великим драматургом). Для того, чтобы понять этот пласт истории, Максиму Соколову пришлось изучить множество документов – письма обеих королев, исследования и свидетельства эпохи. Примерять этот материал к сцене он начал еще в августе вместе с художником Анастасией Юдиной в пространстве Эрмитажа, куда во время пандемии пускали ограниченными группами.
За основу текстовой части режиссер взял пьесу Шиллера в переводе Бориса Пастернака (а в финальной сцене – Владимира Лихачёва), а также использовал фрагменты из «Двадцати сонетов Марии Стюарт» Иосифа Бродского.
Ребусы сценографии
Пространство сцены оформлено так, что мыслительная работа над спектаклем начинается еще до его начала, – предложенные режиссером знаки хочется разгадывать, как ребус. Сама сцена – огромная зеркальная комната, содержимое которой, преломляясь, тут же множится, путая зрителей, где реальность истинная, а где ложная, отраженная. В самом центре этого сияющего мира – застывший черный столб дыма как знак катастрофы, вечно полыхающего пожара, взрыва. Здесь же – бесформенная статуя, явно «пожившая» в веках и окончательно утратившая внятные черты. Ее поверхность украшена граффити, что заставляет предположить, что авторитет прообраза этого изваяния давно рухнул, из-за чего наличие скульптуры на сцене расценивается как знак вневременного контекста. Но наибольшее удивление вызывает распятая фигура, словно подвешенная под потолком. Нетрудно догадаться, что в этой позе, олицетворяющей страдание, томится наверху Мария Стюарт. И выносливостью актрисы Юлии Юрьевой, исполняющей роль шотландской королевы, невозможно не восхититься.
Выступает в спектакле хор, которым на протяжении всего действия дирижирует (или, как в античности, выполняет роль корифея) Евгений Гутчин. Причем звуковая партитура постановки – вовсе не музыка, а объемная акустическая среда, сложный саунд-дизайн, сочиненный Владимиром Бочаровым (Новосибирск).
Если учесть, что согласно древнегреческой традиции задача хора – помочь автору раскрывать главные смыслы, то у Максима Соколова из этих рядов можно услышать вздохи (словно мир задыхается и героям истории не хватает воздуха), стоны, комментарии, а порой и просто кашу из звуков, воплощающую шум окружающего мира. Да и сам режиссер, определяя жанр постановки как опера, явно хотел дать понять, что артисты хора здесь не второстепенные персонажи и их задача – не только создавать фон спектаклю. Большую часть своих партий они исполняют стоя на котурнах – платформах высотой с локоть, на которых выступали актеры античности. Тем самым они словно возвышаются над схваткой, отстраняются от оценок происходящего. Что интересно, в финале истории режиссер поставил на котурны и Марию, возвысив тем самым ее над другими персонажами.
Вопреки всем ожиданиям, режиссер отказался подавать события XVI века как костюмированную историю. Нет здесь ни помпезных залов, ни кринолинов, ни светских манер. Наоборот, окружение королевы, облаченное в черные одежды, напоминает, скорее, офисный планктон, чем английскую элиту. Да и сама Елизавета в исполнении Ирины Клишевич носит исключительно мужской костюм и лишена каких-либо половых признаков. К тому же ее, и без того сгорбленную под тяжестью событий, словно притягивает к земле (ее свита вместе с ней то и дело падает на пол, ползает). В отличие от Марии Стюарт – птицы совсем другого полета, которая лишь к середине спектакля спускается с небес на землю, где она тоже не намерена пресмыкаться.
Кстати, все действие на сцене присутствуют две Марии Стюарт – королева-взрослая и королева-ребенок (ее сыграла Татьяна Брянцева, воспитанница школы-студии МТА). Она словно персонаж из другого измерения, который расхаживает между героями, корректирует их жесты. И даже после казни Марии юная королева со сцены не исчезла – именно она совершила в финале одно из главных ритуальных действий спектакля – сложила руки Елизавете, словно та умерла, хотя ее исторический прототип скончался спустя 16 лет после описанных событий.
Наталья Катренко
Источник: «Вечерний Барнаул»
