«Алтайская правда»: Молодёжный театр Алтая представит премьеру «Обыкновенная история»
На этой неделе Молодежный театр Алтая представит премьеру постановки по роману Ивана Гончарова «Обыкновенная история». Первые показы спектакля под названием «Карьера & фортуна» состоятся на камерной сцене 15, 16 и 17 марта. Мы побывали на одной из репетиций и побеседовали с режиссером Мариной Шелевер о литературе на сцене и о том, чем приходится расплачиваться за мечту.
– Марина Андреевна, начнем с банального: почему «Обыкновенная история»?
– Ответ тоже может показаться банальным: потому что я люблю это произведение. Но если обосновать выбор всерьез, то начну издалека. Недавно на канале «Культура» был разговор о современной драматургии и специфике российского репертуарного театра. И я зацепилась слухом за фразу, которая может служить ответом на этот вопрос: «Нигде в мире нет такого частого и глубокого обращения к классике, как в русском театре». В том театре, который еще сохраняет постсоветские привычки. У режиссеров сохранилась способность, читая классику, видеть в ней современность. Простая мысль, но очень точная. Смотрите, Римас Туминас в Театре Вахтангова делает «Евгения Онегина» – произведение, в котором, казалось бы, все давно открыто, прозондировано вдоль и поперек. И находит в нем такие современные мысли, такие пушкинские напутствия, что невозможно оторваться! Конечно, современная драматургия прекрасна…
– А вот это нечасто можно услышать от режиссера!
– Она прекрасна свежестью языка, мысли. Другое дело, что не всегда можно себе представить, как это играть… Так вот, почему «Обыкновенная история». Современный молодой человек привык к меньшему формату. В школе этот роман осваивают по диагонали, только фабулу: кто кому дядя и кто как изменился. Но в классической русской литературе глубокий смысл создают именно подробности переживания больших и маленьких событий.
– Почему вы отказались от известной инсценировки Виктора Розова?
– Мы написали свою инсценировку с Евгением Арзамасцевым. При прочтении классического произведения многое, что казалось вчера важным и интересным, сегодня отходит на второй план. Не мельчает, просто становится второстепенным. А вперед выступают какие-то другие острые темы. Эффект огранки бриллианта.
В инсценировке Розова, мне кажется, была большая доминанта дядюшки. Хотя его роль в судьбе Саши Адуева переоценить сложно, хотелось бы расставить сегодняшние акценты. Дядюшка мне увиделся не сухим, бесчувственным и рациональным человеком, а человеком, который очень хотел, чтобы племянник не повторил его ошибок. Поэтому мы выбрали те реплики, которые давали бы это почувствовать. Да и последние страницы романа не убеждают меня в том, что Александр Адуев стал плохим человеком. Он пополнел, полысел, он научился вести себя. Но когда дядюшка ему говорит, что он во всем преуспел и даже посторонними трудами зарабатывает… Мне показалось, что «посторонние труды» – это как раз то, чем вначале хотел прославиться Александр. И мне трудно представить, чтобы человек, который стал писателем, в душе своей искорежился.
– Значит, финал вас обнадеживает?
– Я не просто вижу надежду, я вижу человека, который научился жить в большом свете. А это ведь не означает «стать плохим», это значит научиться себя вести. Так, чтобы не дать повода для насмешек и колкостей, повода нарушить твое личное пространство. Я думаю, эта мысль актуальна и сегодня. Человек, попадая из провинции в какой-то столичный город, поначалу выглядит объектом для иронии только потому, что он вырван из другого социума, других привычек. Сегодня никто не хочет жить дома, молодежь стремится попасть на «макушку муравейника», но никто не мечтает быть ни толстым, ни лысым, ни побитым жизнью, правда? Никто не собирается думать о том, чем надо будет заплатить за это движение. А за него обязательно придется расплатиться. Вот здесь и возникают разбитые судьбы и потерянные поколения.
А вот когда ты встречаешься с артистом, даже зная его по другим ролям, его актерское видение твоего замысла придает ему немного другой оттенок. С каждым отдельным человеком открывается отдельный новый мир.
– И что вам открывается с Александром Савиным, который играет главного героя?
– В нем сохранена детская свежесть восприятия мира. Иногда мне даже кажется, что он пользуется этой краской чрезмерно часто, но в данном случае я пытаюсь использовать это в начале пути героя как пушкинское качество. А в финале эта детскость создает препятствие для того, чтобы принять взрослую жизнь, и потому возникает такой градус трагичного переживания.
А дядюшку сыграет Анатолий Кошкарев. Знаете, первое, о чем меня спросила художник спектакля Ольга Смагина из Новосибирска, – кто будет играть дядюшку. И когда она увидела фотографию Анатолия Ивановича, сказала: «Джордж Клуни! Теперь я знаю, как это делать!» Она увидела в артисте, в его харизме некий голливудский флер, лоск. И тут же рассказала, каким видит его костюм. А через образ дядюшки начало открываться все остальное.
– Кстати, о костюмах. Это будет стилизация?
– Анатолия Ивановича, который играет лощеного светского человека, мы оденем в красивый смокинг, стилизованный между серединой XIX и началом XXI века. Вообще, весь Петербург у нас стилизованный, а вот деревня будет пшеничная, мышиная – словом, «сушеная малина и мед».
– Я заметила, вы очень внимательны к актерской интонации.
– Это моя профессия, я прежде всего педагог по речи. И мне даже кажется, что благодаря этому у меня такое пристрастие к сценическому прочтению литературных произведений. Вот читано когда-то, и было какое-то впечатление. А сегодня открываешь – и новые смыслы вдруг открывают тебе тоннель в совершенно другое пространство. А что касается проработок интонационных, речевые характеристики связаны с решением персонажа и его узнаваемым образом, архетипом.
– Несмотря на инсценировку, с книгой Гончарова вы не расстаетесь!
– Не расстаюсь. А знаете почему? Когда мы в инсценировке копаемся и вдруг – остановились и артист не может понять, что же тут происходит, нам об этом рассказывает Иван Александрович Гончаров. И тогда начинает расширяться пространство актерского воображения. Что-то мы неизбежно сокращаем, а что-то добавляем из книги, но не текстом, просто возникает более плотное, насыщенное поле контекста.
* * *
Марина Шелевер родилась в Барнауле. В 1984 году окончила АГИК по специальности «Руководитель самодеятельного театрального коллектива», в 1990-м – очную ассистентуру-стажировку на кафедре сценической речи ГИТИСа. До 2006 года преподавала сценическую речь в институте культуры. В МТА создала ряд спектаклей по литературным произведениям, среди них – «Дама с комедиями» по Тэффи, «Старосветские помещики» Гоголя, «Вся жизнь» Бориса Пильняка. В 2016 году представила спектакль «Чертова закуска» по рассказам Тэффи. С 2006 года возглавляет кафедру сценической речи Новосибирского государственного театрального института.
Источник: «Алтайская правда»
